Правда
1 мая 1989 года

От лопаты до "Бурана"...

Когда "Буран" благополучно прилетел, эффектно приземлился, аккуратно пробежал по полосе и встал, как вкопанный, дыша остатками огня, кто-то из самых тонких ценителей и знатоков выдал высший, видимо, комплимент: "Будто классный пилот посадил - непьющий и хорошо выспавшийся!" Кораблю, наверное, приятно было слышать. Ведь он проделал все это и еще многое другое "сам". Мне показалось, он даже слегка улыбается на финишной полосе своей довольной птичье-дельфиньей улыбкой.

Глядя на Александра Волкова, Сергея Крикалева и Валерия Полякова, вернувшихся с орбитального комплекса "Мир", мы вправе думать о времени, когда наши экипажи будут возвращаться из космоса и на многоразовом "Буране". Задачи космонавтики с каждым днем усложняются, и им необходим все более совершенный инструмент.

Но сегодня даже третьекласснику ясно, что кроется за этим "сам". Отнюдь не волшебная сила включает двигатели маневрирования, поворачивает щитки элевонов или руля направления, выпускает шасси или включает тормозную систему.

Итак, теперь я оказался в стане приверженцев космической автоматики. Не просто приверженцев - убежденных создателей, чья ракетная биография началась задолго до первого спутника.

Накиньте мне на голову мешок, заткните уши и заставьте пройти по Москве. Нет, не для сокрытия секретов, а для сравнения. В полной зрительной черноте, без ориентиров, шумов и подсказок я должен пройти по кварталам и улицам, пешеходным "зебрам" и подземным переходам, мостикам и поворотам и выйти в точно назначенный срок в точно назначенное место. Соблюдать красный и зеленый, не попадать под колеса "Икарусов" или трамваев, не проваливаться в ямы и траншеи, не сталкиваться лбами... И что характерно - я никогда не видел этот маршрут. Примерно таков путь ракеты. Со скидкой, конечно, на скорость и молниеносность маневра. Она не видит, не слышит, не помнит - она идет по программе, повинуясь своему внутреннему голосу. Остался, сами понимаете, пустяк: составить эту программу и заставить ракету неукоснительно ее блюсти. И назвать, скажем, так: автономная инерциальная система управления.

Генеральный конструктор автоматических систем управления и директор НПО по их созданию Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии и Государственной премии СССР, народный депутат СССР, доктор технических наук, профессор Владимир Лаврентьевич Лапыгин сразу обозначает точку отсчета:
-Знаете главную разницу между ракетной техникой и авиацией? Ну вот: в авиации все управление всегда отдавалось человеку. Постепенно наращивали автоматику, но главным действующим лицом был экипаж. Ракета, как известно, летит без пилота. С самого начала только бортовые технические средства должны были вычислять все полетные ситуации, измерять уходы от траектории, поправки, обеспечивать точную навигацию, словом, решать массу задач и управлять полетом. Поэтому у ракетчиков сразу возникла и должность, не свойственная авиации: главный конструктор систем управления.

Этим главным, одним из шести главных, создававших во главе с С.П.Королевым советскую ракетно-космическую технику, стал будущий академик и дважды Герой Социалистического Труда Николай Алексеевич Пилюгин. НПО и теперь зовут "пилюгинской фирмой".

Инженер-авиатор, всю войну создававший высокоточные самолетные приборы, в 1945 году был командирован в Германию, в одной группе с Королевым: разбираться в системах "Фау-2". В этих самых ее способностях лететь точно (условно для тех образцов) в цель без подсказки извне. Будущие главные конструкторы обследовали секретнейшие подземелья Нордхаузена, перерабатывали уцелевшую техническую документацию и начинали все очевиднее представлять, какой ожесточенный спор разгорится у великих противостоящих держав за обладание этим оружием.

И как в сущности повезло, что вторым своим крылом эта техника способна, наоборот, служить единению землян перед лицом Вселенной. Точнее, это не везение, а закономерность. Трактор и танк, ядерная энергия, ракеты и спутники - двуголовость технической мощи, способной быть и драконом, и голубем. Вот где настоящее противостояние, более роковое для человечества, чем противостояние армий. Как-то решится оно?

Я думаю, эта отдушина мирного космоса прибавляла и им самим духу и оптимизма. Не так мрачно было "усердствовать над бомбой гробовой", появлялся реальный положительный смысл всех изощреннейших технических решений.

В каждой такой фирме особое впечатление оставляют старожилы и ветераны, которые по ходу времени невольно становятся ее летописцами. Полезным оказался рассказ конструктора Георгия Моисеевича Присса. Из всех моих собеседников он чемпион по "пилюгинскому" стажу - с 1948 года. Из этого рассказа четко представляешь, с какой доступной простотой брались за это вселенское дело его основатели и корифеи.

Н.А.Пилюгина с его отделом автономных систем управления из первых семидесяти человек прикрепили к производственной базе - опытному заводу телефонных аппаратов, где еще делали знаменитые военно-полевые ТАИ-43 - "телефонный аппарат индукционный". Те самые: крутишь ручку и кричишь сиплым голосом: "Роща"! "Роща"! Я - "Дуб"! Подсыпь огурчиков!" С "той элементной, можно сказать, базы и начали создавать самоуправление ракет.

Первая ракета - Р-1. Пока еще недалеко от "Фау". Первые испытания на прожиг осенью 48-го - "прямо цирк". Рядом с дачным поселком огородили железными полосами кусок леса, выставили подвижной комплекс на колесах, рядом броневик, машины. Публика бродит по тропинкам между соснами, собирает грибы, слышит огненный рык. Кстати, там и состоялся пожарный эпизод, позже отснятый в фильме "Укрощение огня", когда Кирилл Лавров бросился к установке с брандспойтом.

"А в феврале 49-го сгорели наше КБ и завод... Забыли выключить паяльник, а корпус одноэтажный, крыша теплоизолирована торфяной крошкой и рубероидом... Пришли утром - пепелище. Чудом в трехэтажной конторе в первом отделе сохранилась документация. Переселили все КБ в столовую..." Так рождалась управленческая фирма, не имевшая а Союзе аналога.

Ракета Р-2 удвоила характеристики "Фау" - полетела на 600 километров. Далее, по нарастающей, и уже в 1953 году ракетные КБ начали писать эскизный проект "семерки". Да, той всемирно знаменитой, что и сейчас работает на космос.

Владимир Лаврентьевич Лапыгин тогда и не думал, что станет генеральным конструктором и директором фирмы. Господи, еще десять лет назад - ученик медника на авиационном заводе в Москве, куда мальчишкой сбежал из родного села в Тульской области. Начало войны, октябрь 41-го, на фоне горько памятного "дня паники" - выпуск МИГов и ИЛов... "На Новодевичьем еще делали подогреватели для танков... Потом завод восстанавливали после эвакуации"... После войны с восьмилеткой, через подготовительные курсы - в МАИ. И с самого диплома, с 1952-го, - на фирме. Научная тема - гироскопы, маятниковые чувствительные элементы, тончайшая электромеханика внутриракетной "вестибулярки".

- Постепенно создавался инерциальный комплекс, возникла идея применения поплавковых гироскопов... На 07-й в гировертикаль и гирогоризонт поставили свои измерительно-преобразовательные головки - до сих пор летают с 57-го...

Как будто так сразу: взяли и поставили?

- Нет, было много неудач, гробили ракеты... С Сергеем Павловичем тесно подружились на этой почве. На Тюра-Там я в первый раз в 57-м приехал. Вагоны, бараки, скворешни... Помню, в мае пускали первую нашу "семерку" - номер пять. Одна из боковушек отвалилась за десять секунд до срока, авария... Номер шесть поставили - на старте замерзли клапана. Не полетела... Номер семь в июне попала под ливень. Где? В Тюра-Таме, в пустыне! Залило изоляцию, сопротивление - ноль. Вернулись на техничку, сушили, пустили все же. Легла на траекторию. Боковые блоки соединены с центром электроразъемами. Штыри залило водой, образовалась ложная цепь, закрутило машину. Тут же и упала, в шести километрах... Это вместо Камчатки. Номер восемь все-таки туда долетела. Но я уже не участвовал. У меня уже штиблеты развалились, рубашка расползлась, и шеф меня в Москву снарядил, считать результаты.

Такие грубые стихии противостояли тончайшим измерителям курса и ускорения. Есть на эту тему самодельный гимн полигонщиков, исполняемый с завидным оптимизмом:

Дымилась, падая, ракета,
А от нее бежал расчет,
Кто хоть однажды видел это,
Тот фиг к ракете подойдет.

Однако не только подходили, а гораздо более того.

Ладно, если ракета тащит на себе только измерительную головку, пусть ее. Не дай бог дождаться какого-нибудь смертоносного груза, уже дрожишь и молишься. Но если живой человек после всех этих пожаров и закруток поднимается в лифте к ракетному носу, занимает в нем место и говорит звонким от волнения голосом: "Поехали"... Я не знаю, какие нервы могут это выдержать. Может, поэтому они так стремительно седели и так безвременно уходили из жизни, главные конструкторы систем и приборов во главе со своим самым Главным, полным звездных идей.

Но как ни напряженно, все же вывод на орбиту - это десять ракетных минут. Хотя и в них возможны свои технические революции. "Скажем, пуск без поворотного стола. Стартовики отказывались верить: по три расписки брали, что ракета пойдет куда надо с вертикальной позиции. Если ее не направить, а довериться крохотному механизму на борту, который наведет уже в полете"...

Совсем другая задача - межпланетные автоматы. Были здесь, как в любой зоне риска, и потрясающие успехи, я досадные неудачи. Не раз наблюдая сбор главных конструкторов в ЦУПе или на космодроме, во время сложных операций я пытался расшифровать их непроницаемые лица. Что думают, что чувствуют? Владимир Лаврентьевич немного помог в этом.

- Для меня самыми волнующими моментами были старт и разделение ступеней, выключение двигателя на конечной ступени. Вспоминаю телепанораму Луны... До нее тоже неудач хватало, тоже теряли ракеты. Еще при Сергее Павловиче. Например, блок Е - это значит, просто шестой, в алфавитном порядке, лунно-посадочный. Помимо инерциальной системы, там уже работала астронавигация. Надо видеть Землю и видеть Луну. За десять тысяч километров включаем управление блоком. Подводим, тормозимся, выключаем двигатель, начинаем свободное падение на Луну... Один аппарат закрутился и упал - прокололи амортизационный мешок... Гетанакс заклеили не по инструкции, прочности не хватило... Тогда еще летали на АН-12: сначала на Байконур запускать, потом в Симферополь - управлять. Шесть человек в кабине. И вот перед посадкой на Луну впервые летим без Королева. У всех мрачное настроение, ходим, переживаем. Келдыш Мстислав Всеволодович нас успокаивает: все будет в порядке. И ты представляешь - сели! Наконец все исполнили и услышали: пи-пи! Пишем в ТАСС. И на радостях как-то про телевидение забыли. Что же оно передает? Смотрим - а там тьма! Не сработало, получается. Стали в сообщении обходить это телевидение, будто его и не было. Но тут что-то стало проглядываться, еле-еле сначала. Мрачный снимок, и вроде булыжники вокруг навалены. Но Келдыш снова ободряет: "А что мы хотели там видеть, на Луне? Дворцы, женщин? Представьте, что сели в Тюра-Таме. И что увидели? Пустыня!" Стали настраивать приемник, с каждой картинкой видимость лучше. Отправили фото в Москву. Но сообщать на весь мир все еще боимся. Хочется получить фотографии лучше и лучше.

Даже сейчас помнится, как эти снимки - лунной панорамы - переполошили нас всех. Насколько спокойнее смотрятся даже куда сложнее добытые изображения Фобоса...

Да, "Фобос-1", "Фобос-2"... Во время нашего разговора за моей спиной - большая классная доска, испещренная мелом. Схемы, формулы, цепочки сигналов. Последняя команда, последний ответ. Точно так же потеря второго "Фобоса" исследуется во многих институтах и КБ. Найти причины далеко не просто. Но их знание в таких случаях - лучшее лекарство на будущее.

Вернемся все-таки к удачам, а среди них еще не остывший "Буран".

И еще раз вернемся к проходу по Москве, скажем, от МГУ до Останкинской телебашни. Только в сей раз надо не просто добраться целым и вовремя, а выполнить ряд задач. Отправить в пути телеграмму, купить продукты и обувь, позвонить по автомату, перекусить в кафе, заплатить за квартиру, отремонтировать часы...

Это и будет полет "Бурана" по сравнению с полетом ракеты. Количество маневров и манипуляций, совершаемых им от старта до посадки, не поддается исчислению. От выбора курса, ориентации и стабилизации до взаимодействия множества внутренних систем и агрегатов.

Впрочем, и да, и нет. В штатном варианте это уже не полностью слепоглухонемой полет, а с подсказкой звездной ориентации. Посадка же идет по наводке радиомаяков, но с высоты 40 километров. До нее же, включая самый горячий плазменный участок, - идем "своим умом".

Мир подробностей этой уникальной системы погружает нас в бездну космосов. Это технические ухищрения чувствительнейших приборов и датчиков. Но где-то есть тот "гвоздь", на который вешается все.

Создают систему в целом крупнейшие специалисты в этом деле. Авенир Сергеевич Быков держит в руке основу инерционального измерительного комплекса: гироблок. Плод двадцатилетних непрерывных научных и конструкторских мозговых атак. В конце пятидесятых это был трехкилограммовый прибор, допускающий уходы от заданной оси на пять угловых градусов в час.

- Это много?

- Это очень много! Это требует непрерывной корректировки. Вот сейчас уходы терпимые: с помощью бортового вычислительного комплекса - одна тысячная углового градуса в час.

А с виду - двухсотграммовый круглый такой пенальчик. Что там внутри? А внутри детали двух с половиной тысяч наименований. Газовые подшипники, жидкостные рубашки, точная обработка, ионное напыление, микронные зазоры... Как в разборной матрешке, оболочка за оболочкой, добираемся до главного. Вот оно! Крошечная, в 20 граммов, "юла" - ротор-гиромотор! На этих двадцати граммульках держится стотонная махина "Бурана", совершая любые кульбиты в невесомости и любые зигзаги в атмосфере. Закрученная со страшной силой "юла" постоянно сохраняет свою ось относительно избранных координат мироздания. И корабль как бы крутится вокруг нее. Осталось нежнейшими измерителями отслеживать это верчение: здесь недовернул, там перекрутил. И давать команды на рули.

Теперь можно на этот "гвоздик" вешать всю остальную оснастку. Гироскоп не всемогущ - боковой снос не чувствует. Нужен помощник - и рядом крепится акселерометр. Рождается ги-ростабилизированная платформа. Сейчас это 25-килограммовый блок с круглой черной крышкой, который можно унести в руках. Трехгранный (трижды резервированный) вариант. В былые годы одногранный весил 50 килограммов. И вот уж три такие платформы - опять резервирование - крепятся единым блоком за стенной пилотской кабины, в грузовом отсеке.

И тут начинается "а если". Мы проверяем их "не отходя от кассы", то есть от испытательного стенда.

Все-таки со временем гироскопы хоть чуть-чуть, но уходят от базовой оси координат. Нужна коррекция - через каждые 15 часов. И тут в дело вступают звездные датчики. Вот они: небольшие белые телескопчики крутят головками, заглядывая в черные ящики имитаторов звездного неба. Точно так же в полете они будут слегка вздрагивать, наткнувшись на искомую звезду. Звезда пошла в компьютер, там ее отождествили с картой, заложенной в память, набрали необходимые данные для уточнения, выдали команду на гироскопы.

Ну а вдруг мы все же закрутились в пространстве и запутали гироскоп до растерянности? Мало ли что бывает... Корабль откувыркался и встал, надо хотя бы схватиться за Землю и найти потерянную ориентацию. Тут очередь построителя местной вертикали, закрепленного на той же платформе. Громадная, в полстены, черная сковорода - имитатор Земли с ее тепловым излучением притягивает инфракрасный приемник. Поиск, тепловой захват, обработка сигналов, компьютерное "совещание" с участием Земли и звезд, расчет своего места и положения...

Но вот отказало все, что может отказать, - гироскопы (с девятикратным резервированием) и ПМВ. Теперь надежда на экипаж и на его умение обращаться с ВДК - видео дальномером космонавта. Белая труба над головой пилота, отлов проплывающих звезд в нитки перекрестия, нажатие кнопки горизонтали и вертикали - компьютер снова "соображает", сравнивает со звездной картой, делает к ней привязку. Еще на случай всех отказов - НИВС. Навигационно-изме-рительная визуальная система для самостоятельного опознания звезд. Визир, который может "ходить" автономно от корабля, решая задачу с компьютером...

Все это к тому, какой объем "извилин", какая память и быстродействие заложены в главный бортовой компьютер. А он-то величиной (мне уже приходилось сравнивать и подвергаться иронии специалистов) с тракторный аккумулятор. Правда, на борту их четыре - обязательное дублиро-вание. "Американцы не понимают, как русские сделали управление на четырех машинах без всякого сбоя. У них бортовсй комплект - пять ящиков..." Насчет быстродействия: сорокаминутный спуск стационарные машины наземного комплекса (много-много больших шкафов) считают двое суток. Настолько удлиняется и смена испытателей, моделирующих полет. Ведь спусков не один-два - десятки и сотни, прежде чем компьютер напитается необходимыми алгоритмами. "А потом, когда все готово, двигателисты вдруг вносят изменение в работу ОДУ. Машина должна перестраивать программу не только для управления двигателями, но и для увязки со всеми системами корабля - а их 52! Начинается аврал по сорок восемь часов... в сутки".

Компьютер на полетном стенде скромно затерялся среди других электронных ящиков, связанных множеством кабелей. Вообще система управления - это 1.100 сложнейших электромеханических приборов общей массой примерно три тонны. Три - из стотонного корабля. Но минуя ее, и лампочка в кабине не зажжется, и тормоза не сработают. Реле, усилители, преобразователи, фильтры... "По всей этой цепи много раз с хвоста на нос гоняем сигнал - вот и все управление", - усмехаются управленцы в усы.

Вот чем оброс крошечный чувствительный элементик, с которого мы начинали. "Гвоздик", на котором это все навешено. Особенность и гордость фирмы - все эти приборы здесь и проектируются, здесь и делаются, "от руды до изделия". Своя наука, свое производство. Включая саму ЭВМ, которая и сейчас на полетном стенде заряжается программами для нового полета. Бортовой вычислительный комплекс с БЦВМ создали первоклассные специалисты-электронщики во главе с заместителем генерального конструктора Виктором Андреевичем Немцовым и начальником отделения Вячеславом Ивановичем Сорокиным.

- Эта машина не понимает, что она на Земле. Она по-настоящему летает...

Юрий Вадимович Трунов и Виктор Сергеевич Лебедев - руководители отделений, где разрабатывают алгоритмы для мыслимых и немыслимых навигационных и динамических задач. Именно они "заказали" проектантам четырехрамочную гироплатформу вместо прежней трехра-мочной - чтобы у корабля не было ограничений по разворотам при маневрах.

Главной загвоздкой была непредсказуемая аэродинамика такого корабля. До плотных слоев атмосферы, наглядно объясняют мне, он, как разогнанная машина в гололед: реакция на ручку может быть самой неожиданной. Крутишь влево-идет вправо, и наоборот. Юзы, заносы, зигзаги. Избежать этого нельзя - надо гибко и молниеносно реагировать на сигналы гироскопов, акселерометров, угловых датчиков. Компьютер в такой ситуации способен тридцать раз в секунду выдавать команды на рули. И тридцать восемь сопел малой тяги "играют" свою симфонию, сохраняя устойчивость и направленность корабля. Вопрос вопросов: "где мы?" - навигационная задача - решается шестнадцать раз в секунду. Набор сложнейших ситуаций, из которых корабль находит выход с помощью алгоритмов, настолько превышает реальность, что разработчики назвали его "фильмом ужасов".

Невольно выскакивает вопрос: а человек? Посильна ли ему эта задача?

- Конечно, нет! - у управленцев нет сомнений. - Автомат здесь вне конкуренции. Человек справится в самолетном полете, когда ясен выход на полосу. Поэтому главное из главных - надежность. С Гагарина это наша основная забота.

Математический скачок к "Бурану" таков: все предыдущие задачи вмещались в 30 тысяч команд. Здесь - 144 тысячи, и оперативной памяти компьютера не хватает. Ему помогает внешняя память - магнитофон, пленка которого обменивается с компьютером программной информацией: подает новую и берет отработанную.

Кто в какой момент больше всего переволновался? "Я - при отделении от "Энергии". Там аккуратная программа разворота, не дай бог ошибется, заденет ракету! Отошел благополучно - ну не ошиблись, теперь на орбите!"

"Я- когда затянулась пауза в плазме, сигналов нет и нет... Защемило сердце: ну сейчас начнет вываливаться по кускам... Алгоритмы угла атаки очень важны для температурного режима, для предела защитной плитки. Ошибешься в одну сторону - расплавит голову, в другую - отгорит хвост... А он вышел целый, с ерундовой ошибкой: два километра по высоте, шестьсот метров вбок..." "У нас возле пультов бородатый парень внутреннее телевидение из кабины корабля не разобрал после плазмы - ничего не видно сначала. "Все, падает, падает!" Упал на колени от расстройства..."

- Кстати, у нас в почте вопросы. Вот С.Чугунов из Литвы спрашивает, почему корабль коснулся полосы неровно, сперва одним колесом, потом другим?

- А это уже точно по программе, при сильном боковом ветре. Так сажал бы и классный летчик...

Спрашиваю генерального конструктора, который провел полет в командном бункере на космодроме:

- Владимир Лаврентьевич, какое ваше самое главное предполетное напутствие своим специалистам?

- Главное? Полярность, говорю, не перепутайте. Самая характерная неисправность - перепут полярностей. И все время им повторяю: не погорите на полярности...

На это есть, конечно, огромная трехсуточная программа проверки полярности, когда в КИСе на космодроме система управления шлепает всеми клапанами, шевелит всеми щитками корабля-самолета. А в его недрах ни много ни мало 350 тысяч ЭРЭ - электрорадиоэлементов. Паек - это уже многие миллионы.

За каждой пайкой - руки монтажника. За каждой деталью - технология, которая, может, является вершинной для нашей технической культуры. Цех чувствительных элементов - гиростабилизированных головок и акселерометров - это счет пылинок на литр воздуха. Второй класс чистоты - до 350, первый -- не более 30. Размер пылинки - до восьми микронов. А в сборочных "шатрах" - чистовых боксах - вообще нули. Герметичность, фильтры, полное переодевание в батистовую спецодежду. Мытье рук формалином обязательно. "Заметили, что заржавела партия деталей. С чего бы это? Стали доискиваться - оказалось, у сборщика пот с кислотой, она и разъедала..."

Цехи сборки и регулировки гироплатформ, монтажа схем - общее для космической индустрии ощущение операционной. Хирургические робы и шапочки, точные неторопливые "умные" руки, сосредоточенные интеллигентные лица... На каждой операции - свои признанные асы. Монтажница Зинаида Михайловна Бахтина, сборщик Виктор Иванович Панферов, регулировщик Владимир Федорович Луговских...

Я раньше думал, что такие производства бывают только в идеальном климате, в девственном сосновом бору. "А так оно и было, когда строили, - сплошной лес вокруг. Теперь город обступил, магистрали, стройки, пыль, грохот..."

И сама эта промышленность с ее точностью и категориями надежности кажется плацдармом более развитой цивилизации. Ей сейчас нелегко - утряска бюджета уже коснулась заказов и рабочих мест.

- Хозяйство называется плановым, а планов нет. Без всякой подготовки и перехода обрывается финансирование, за квартал предприятие не получило ни денег, ни договоров... По программе совместных работ сделана продукция - заказчик не может ее оплатить. Завтра нас посадят на тариф, послезавтра кадры разбегутся. А ведь их собирали десятилетиями, им цены нет. Но у нас средняя зарплата программиста 175 рублей, а в кооперативе -- 500-600. Мы создаем аппаратуру, которая работает при одном, двух, трех отказах, неужели она никому не нужна? Ведь высокая надежность так необходима на АЭС, в химии, в шахтах, в экологических системах. Остановим уникальное производство, уникальные разработки - восстановить будет трудно, навсегда будут угроблены!

Снова проблема глухого забора между космической и всей остальной промышленностью. Действительно, проводить топором экономию бюджета в такой чувствительной области чревато потерей не только приоритетов - снижением рекордной для нас технологической планки.

Правда, директор опытного завода Феликс Александрович Ломако настроен более оптимистично. Он весь в разведке, да у завода есть и опыт выпуска медицинской аппаратуры.

- Если сократят ассигнования на ракетно-космическую технику, завод в состоянии перейти на изготовление аппаратуры для нефтяной, газовой, медицинской промышленности. Кювезы для новорожденных будем делать - их по Союзу надо 650 тысяч штук! А требования по стерильности не ниже, чем к гироплатформе. Подача воздуха, температура, кислород, влажность, подогрев, монитор - тысяча и одна ночь! Ширпотреб развернем, детские игрушки, каких еще не было! Об одном только буду просить - чтобы сохранили существующую приемку.

- А у них тоже хозрасчет, кто им платить будет за игрушки?

- Я сам платить буду! Только чтобы уровень не снижали!

Но с Владимиром Лаврентьевичем Ладыгиным мы все же завершаем круг на "Буране". Как отнестись к критике в его адрес? Нужен нам "Буран" или не нужен?

- То, что сорок процентов урожая теряют, втаптывают в снег и грязь, - это разве "Буран" отбирает? - с горечью говорит генеральный конструктор. - Вот нищета откуда, а не из космоса... Я согласен, что пока мало думают о практическом применении "Бурана". Пока все силы ушли на создание. И разработка дорогая, особенно вначале. Но ведь страна должна держать уровень, квалификацию в современном мире!

Мне тоже кажется: страна - это работник, у которого должен быть весь набор инструментов, необходимых для обустройства жилого мира. Весь, созданный на сегодня человеческим разумом. От лопаты до "Бурана".

Андрей ТАРАСОВ.

Смотри также страницы раздела "Система управления"


Возврат к предыдущей публикации Возврат к оглавлению Библиографии Переход к последующей публикации

Web-master: ©Вадим Лукашевич 1998-2008
E-mail: buran@buran.ru